Дрезна-истоки

ИСТОРИЯ РОДНОГО КРАЯ

ДРЕЗНА-ИСТОКИ

  • События
  • Главная
  • Город и деревни
  • Росписи
  • ХРАМЫ
    • Пятницкий храм. Галерея
  • ШКОЛЫ
  • Содержание
  • КОНТАКТЫ

ВОВ. Балякин Леонид Николаевич. 1915 г.р. д. Бяльково

Опубликовано 29.02.202016.02.2021     от Paraskeva    
фото из Википедии

Биография

Родился 6 августа 1915 года в деревне Бяльково в семье служащего. Был крещен в церкви села Зуево. Детство и юность провёл в городе Орехово-Зуево. В 1930 году окончил 7 классов школы, в 1932 году – школу ФЗУ. В 1932-1934 годах работал слесарем на Орехово-Зуевском механическом заводе. В 1935 году окончил рабфак в Орехово-Зуево. Поступил в Московский Энергетический институт и закончил 3 курса, а 26 октября 1937 года по путевке ЦК ВЛКСМ был направлен в Высшее военно-морское училище имени Фрунзе. Училище закончил с отличием и по личной просьбе направлен на Тихоокеанский флот.

09.1939-07.1940 — командир БЧ-2 тральщика (ТЩ) «Чека»

07.1940-11.1940 — командир БЧ-1.

11.1940-04.1942 — помощник командира

04.1942-12.1944 — командир ТЩ «Параван» охраны водного района (ОВР) главной базы Тихоокеанского флота. В 1943 году экипаж тральщика под его командованием завоевал первенство по боевой и политической подготовке среди кораблей третьего ранга и получил грамоту Военного Совета Тихоокеанского флота. 

7 декабря 1944 года-декабрь 1946 — капитан-лейтенант Балякин Леонид Николаевич — командир сторожевого корабля «Метель» 1 дивизиона сторожевых кораблей Владивостокского морского оборонительного района Тихоокеанского флота.

Участник советско-японской войны с августа 1945 года.

Командир сторожевого корабля «Метель» (1-й дивизион сторожевых кораблей, Владивостокский морской оборонительный район, Тихоокеанский флот) капитан-лейтенант Леонид Балякин успешно действовал при высадке десанта в порту Сейсин (Чхонджин, Корейская Народно-Демократическая Республика), обеспечив ему артиллерийскую поддержку, а также совместно с экипажами торпедных катеров — при высадке десанта в городе Одэджин.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 14 сентября 1945 года за мужество и героизм, проявленные в борьбе с японскими милитаристами, капитан-лейтенанту Балякину Леониду Николаевичу присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» (№ 7133).

После войны Л. Н. Балякин продолжал службу в ВМФ СССР.

12.1946-05.1948 — командир 1-го дивизиона СКР

05.1948-12.1949 — командир эсминца (ЭМ) «Властный»

12.1949-12.1950 — командир лидера эсминцев «Тбилиси»

12.1950-04.1951 — командир 3-го дивизиона ЭМ ТОФ

04.1951-01.1955 — командир 175-й бригады ЭМ 5-го ВМФ (Тихий океан).

В 1956 году окончил Высшую военную академию имени К. Е. Ворошилова (Военная академия Генерального штаба).

Постановлением Совета Министров СССР от 7 мая 1960 года капитану 1-го ранга Балякину Л. Н. присвоено воинское звание контр-адмирал.

09.1956-01.1959 — военно-морской атташе при посольстве СССР в Индии.

01.1959-03.1959 — в распоряжении ГРУ ГШ ВС СССР.

Командир экспедиций особого назначения: «ЭОН-68» (март 1959 года — январь 1960 года), «ЭОН-70» (январь 1960 года — январь 1961 года), «ЭОН-71» (январь 1961 года — март 1962 года), «ЭОН» (март 1962 года — февраль 1963 года)

02.1963-08.1964 — командир военно-морской базы (ВМБ) в Свиноустье (Польша) Балтийского флота

08.1964-12.1966 — командир 24-й отдельной бригады ракетных катеров Краснознаменного Балтийского флота

12.1966-02.1970 — начальник 1-го отдела — заместитель начальника вспомогательного флота и аварийно-спасательной службы ВМФ.

02.1970-10.1974 — начальник вспомогательного флота и аварийно-спасательной службы ВМФ СССР.

07.1974-10.1974 — возглавлял боевой поход отряда кораблей советского Военно-Морского Флота по разминированию порта Читтагонг (Бангладеш).

С декабря 1974 года контр-адмирал Балякин Л. Н. — в запасе, а затем в отставке.

Жил в городе Москве, был членом ЦК ДОСААФ — заместителем председателя Федерации водно-моторного спорта. Скончался 26 февраля 1981 года.

Правнучка Героя Советского Союза Балякина Леонида Николаевича — Балякина Аня обучалась в гимназии №15 городского округа Орехово-Зуево.

на фото: Экипаж гвардейского сторожевого корабля «Метель» Тихоокеанского флота. В центре — командир корабля Герой Советского Союза гвардии капитан-лейтенант Л. Н. Балякин. Май 1946 г. (Из коллекции Ю. Данилова)

Гвардейский сторожевой корабль «Метель»

Водоизмещение полное 619 т; длина 71,5, ширина 7,4, осадка 2,58 м. Энергоустановка котлотурбинная мощностью 6290 л.с.; скорость хода максимальная — 24 уз, экономическая 14 уз. Дальность плавания (14 уз) -1200 миль. Вооружение: 2 102-мм, 3 37-мм орудий, 2 — 12,7-мм пулемета ДШК, трехтрубный 450-мм торпедный аппарат, 2 бомбосбрасывателя, 30 глубинных бомб, принимал на борт 48 мин; экипаж 108 человек.

Погрузка десанта на сторожевой корабль «Метель», 1945 г

Заложен 18 декабря 1931 г. в Ленинграде на заводе Северная верфь по проекту 4. Секциями он был перевезен на Дальний Восток и в 1933 г. перезаложен на «Дальзаводе». Спущен 15 июня 1934 г., вступил в строй 18 ноября 1934 г. и вошел в состав МСДВ (с 1935 г. — ТОФ).

Во время Хасанских событий в августе 1938 г. «Метель» (командир старший лейтенант М.Г. Беспалов) провела три конвоя с войсками из Владивостока в залив Посьет, назад она доставляла раненых. На второй день событий доставила 110 раненых красноармейцев во Владивосток. Сторожевой корабль оказал помощь летчикам двух самолетов, поврежденных в воздушном бою. Весь экипаж «Метели» был награжден почетным знаком «Участник Хасанских боев».

В 1941-1942 гг. корабль прошел капитальный ремонт. В июне-августе 1944 г. он участвовал в тралении района Главной базы.

Сторожевой корабль «Метель» 9 августа 1945 года находился в бухте Новик в составе 1-го дивизиона СКР, командир капитан-лейтенант Л.Н. Балякин. Корабль нес дозор на подходах к Главной базе флота.

Особенно корабль отличился во время проведения Сейсинской десантной операции 13-16 августа. 14 августа в составе 2-го эшелона 3-го десантного отряда, в качестве корабля охранения вышел из бухты Новик. 15 августа отряд высадил в Сейсине 13-ю бригады морской пехоты. Сторожевик оказывал артиллерийскую поддержку десанта, в течение дня он шесть раз открывал огонь по берегу. Он подавил 76-мм батарею и прожекторную установку противника, повредил железнодорожный мост и бронепоезд, разбил здание вокзала и рассеял скопление пехоты противника, израсходовав 75 102-мм снарядов. Дважды корабль открывал огонь по самолетам противника, выпустив 200 37-мм снарядов. Утром 16 августа сторожевик взял на буксир подорвавшийся на мине, и потерявший ход транспорт «Дальстрой». С 16.20 по 17.00 обстреливал завод Мицубиси и скопление японских войск в районе жиркомбината и потопил японскую моторную шхуну с войсками.

18 августа «Метель» с шестью торпедными катерами приняла 77-й батальон 13- й бригады морской пехоты — 300 человек, 6 45-мм орудий и 6 82-мм минометов. В 16.35 отряд вышел из Сейсина и направилась в порт Одецин. В 18.00 десант высажен с помощью катеров на берег и к 18.57 овладел городом. Сторожевой корабль из-за малых глубин не мог подойти к причалу и высаживал десантников на катера. После промера глубин, он кормой подошел к причалу и выгрузил орудия и минометы. «Метель» с двумя торпедными катерами были оставлены для поддержки десанта. 20–21 августа корабль в составе конвоя с тремя транспортами перешел из Сейсина во Владивосток.

67 матросов, старшин и офицеров получили правительственные награды, а командиру корабля капитан- лейтенанту Л.Н. Балякину присвоено звание Героя Советского Союза.

За проявленную в боях отвагу, стойкость и мужество, дисциплину, организованность и героизм личного состава приказом Наркома ВМФ от 26 августа 1945 г. сторожевой корабль «Метель» был удостоен гвардейского звания.

17 сентября 1945 г. «Метель» вошла в состав Отряда учебных кораблей ТОФ.

30 ноября 1954 г. она была исключен из боевого состава.

источник Александр Чернышев. Героические корабли ВОВ.. Гвардейские и Краснознаменные.

************************************************************************

Командир «Метели» Герой Советского Союза Леонид Николаевич Балякин

из газеты «Правда Приморья» 8-14 сентября 2010 г

прочесть статью

2 сентября исполнилось 65 лет со дня подписания Японией акта о полной и безого­ворочной капитуляции во Второй мировой войне. В эти дни мы не можем не вспоминать героев, ковавших победу над японскими милитаристами..

В моих фронтовых блокнотах сохранились десятки записей о подвигах советских героев-тихоокеанцев, один из очерков военных лет, разумеется, переработанный и дополненный, я и предлагаю вниманию читателей «Правды Приморья».

Леонид Николаевич Балякин стал коман­довать сторожевым кораблем «Метель», имея уже не только хорошую теоретическую подготовку — диплом Высшего военно-морского училища имени Фрунзе и право вы­бора флота для постоянной службы, которое предоставлялось отличникам учебы, но и серьезный практический опыт командира. Избрав для службы Тихоокеанский флот, Леонид Балякин был назначен штурманом сторожевого корабля «Красный вымпел», прошедшего славный путь и ставшего на­стоящей кузницей командных кадров флота. Здесь студент Московского энергетического института получил путевку на флот и посту­пил в военно-морское училище, по окончании которого стал кадровым офицером.

В то время началась и его многолетняя во­енно-морская служба. Случилось так, что судьба свела нас для совместной службы на быстроходном тральщике «Капсуль». Более того, он стал его командиром, а я военным комиссаром. Сразу отмечу, что мы быстро нашли общий язык и работали сла­женно.

Вскоре Балякин стал коммунистом. В 1943 году экипаж тральщика под его командовани­ем завоевал первенство по боевой и политиче­ской подготовке среди кораблей третьего ран­га и получил грамоту Военного Совета Тихо­океанского флота.

Особенно расцвел офицерский дар Лео­нида Николаевича в должности командира сторожевого корабля «Метель». Приняв командование этим кораблем, он не имел оснований быть недовольным существовавшими там порядками, но и лиш­них похвал не расточал.

Шел четвертый год трудной, изнуритель­ной войны против немецко-фашистских за­хватчиков.

Военные моряки действующих флотов на­копили огромный боевой опыт. Высокая бое­вая готовность означала полное, всестороннее овладение этим опытом.

Командир был строг и требователен. Он сам неутомимо учился и настойчиво учил подчиненных главному, чего требует война. В процессе боевой подготовки выводил из строя (разумеется, условно) весь орудийный расчет, за исключением одного номера, и этот человек продолжал вести огонь.

«Все это впрок, — говорил командир ва­лившимся с ног от усталости матросам и старшинам. — Все пригодится!». Умом и серд­цем Балякин чувствовал, что ему доведется еще вести корабль в бой.

…Раннее утро. Вражеский берег встретил корабли стеной густого тумана. Стоя на мос­тике, командир не видел ни причальных сте­нок Сейсина, ни самого порта. Даже шедшие в одном строю с «Метелью» корабли терялись в белесой мгле. А на берегу шел бой, ожесточен­ный, кровопролитный. Гул его слышали на «Метели».

Все стояли на боевых постах, ожидая ко­манды на первый залп. А с мостика, как все­гда, слышался спокойный голос командира, требовавшего наблюдать за обстановкой внимательнее.

Туман рассеялся с восходом солнца. Обна­жились причалы порта, улицы Сейсина, рас­кинувшегося на склонах гор и в широкой до­лине. Чтобы обеспечить успешную высадку десанта, поставили дымовую завесу. Последо­вал взрыв первого вражеского снаряда. Цель засечена: по кораблю бьет вражеский броне­поезд. Недолет… Перелет… Третий снаряд не­минуемо должен накрыть цель.

Вот тут-то и пригодилось виртуозное мас­терство комендоров, которых командир нау­чил вести огонь со скорострельностью, пре­вышающей нормативы вдвое и втрое. Третье­го снаряда противника не последовало: ко­мендоры «Метели» обрушили свой залп на бронепоезд и подходившую под его прикры­тием пехоту.

Зорок глаз командира. Он видит, что бро­непоезд приближается к реке, и дает новую цель — железнодорожный мост. Султаны дыма и огня вспыхнули между ажурными мостовыми переплетами, и бронепоезд попятился.

Корабельные комендоры, продемонстриро­вав превосходную боевую выучку, обеспечили высадку десанта и предотвратили подход японской пехоты для подкрепления сейсинского гарнизона. Получив повреждения, бро­непоезд противника замолчал. Встал на раз­рушенных путях и взорванный меткими зал­пами артиллеристов «Метели». А властный голос командира дает все новые цели.

Замечен транспорт. Он пытается прорвать­ся к району боевых действий. Его прикрыва­ют береговые батареи противника, обстрели­вающие наши корабли на рейде. Капитан-лейтенант Балякин приказывает открыть огонь по транспорту. Он видит, как снаряд рвется в носовой части судна. Второе попада­ние в корму — и транспорт выбрасывается на берег.

Высота 224. С берега передают о том, что на ее вершине и склонах скапливается пехота противника. Нужен «флотский огонек»… И вот сопка окутана клубами желтоватой пыли, очищена от врага. Советские морские пехо­тинцы устремляются вперед.

Большое чувство удовлетворения испытывает командир корабля. Слаженно и безупречно действует в бою весь экипаж. Но осо­бенно радуют всех комендоры. Сокрушитель­ные залпы орудийного расчета старшины А.Дрозда заставили выброситься на прибреж­ные камни вражеский транспорт, пытавший­ся доставить своим войскам боезапас. Правда, когда совсем неожиданно в воздухе появился самолет, командиру показалось, что зе­нитчики расчетов Шишина и Матюшова ка­кое-то мгновение промедлили, но длилось это, действительно, лишь краткое мгновение: по команде к цели устремились огненные трас­сы, и самолет противника был сбит.

«Метель» — с теплотой и гордостью повто­рялось название этого корабля в тот жаркий августовский день у причалов сейсинского порта и в боевых порядках морской пехоты. И даже раненные бойцы и офицеры, которых срочно доставили на свою базу, узнав, что они находятся на «Метели», радо­стно улыбались: уж кому-кому, а им-то были хорошо известны боевые заслуги корабель­ных артиллеристов!

По приказанию командира раненым отве­ли лучшие помещения. Воспользовавшись первой же возможностью, он обошел все куб­рики и каюты. У него нашлось доброе, ободряющее слово для каждого воина. И раненым, тяжко страдавшим от боли, как будто становилось легче…

В свою базу корабль пришел перед рассве­том, а к вечеру с мостика снова раздался зна­комый голос: «По местам стоять, с якоря сниматься!» И опять курс на юг. К горящему охваченному грохотом сражения порту Сейсин «Метель» конвоировала суда с боезапа­сом.

Уже не первую ночь капитан-лейтенант Балякин не спит. И когда доведется ему вы­спаться, он не знает. Получен приказ: выса­дить десант в порту Оденцин и, если потребу­ется, поддержать его артиллерийским огнем.

Порт взят без боя. Однако в полдень стало известно, что в районе станции Конандо про­тивник сосредоточил пехоту численностью до пятисот человек. Пехота готовится к контр­наступлению против советского десанта.

Но стрелять нельзя — нет исходных дан­ных, нет возможности корректировать огонь. По приказанию командира на берег отправ­ляется лейтенант Лобков, который с группой добровольцев высаживается на берег и обору­дует корректировочный пост.

Всего четыре точных залпа потребовалось для того, чтобы рассеять пехоту противника.

Над Оденцином взвилось победное красное знамя.

Много еще боевых операций на счету этих славных моряков. Даже после того, как Япо­ния подписала акт о безоговорочной капиту­ляции, для них не закончилась война. Мне вместе с ними довелось нести боевую службу в дружественном Вьетнаме, который активно помогал отражать воздушные удары амери­канской военщины.

За мужество и отвагу, высокое воинское мастерство личного состава, проявленные во всех перечисленных боях, сторожевой корабль «Метель» был преобразован в гвардейский. Шестьдесят семь матросов, старшин и офице­ров получили высокие правительственные награды, а командиру корабля капитан-лейтенанту Балякину Л. Н. присвоено звание Героя Советского Союза.

Стремителен бег времени, но не стареют душой ветераны, продолжается естественная смена поколений. Наш долг — множить нако­пленные боевые традиции, служить любимой Отчизне верой и правдой.

А. Стоник, журналист, бывший фронтовик.

************************************************************************

Счастливого плавания, капитан-лейтенант!

Илья Бару. Из газеты «Красный флот» 4 октября 1945 г.

прочесть статью

Сторожевой корабль «Метель вышел из базы под вечер. Солнце ещё не село, небо от горизонта до горизонта было безукоризненно ясным; почти неподвижные воды были неправдоподобно спокойны и не походили на то море, о котором моряки, много лет плавающие в нем, говорят как о живом существе: «Характерец у него довольно сложный. Способно на самые коварные штучки».

В том, что слова эти ничуть не грешат против истины, мне пришлось убедиться самому, но на этот раз (август-сентябрь считаются здесь наиболее удобными для плавания месяцами) море отнеслось к нам довольно милостиво. Однако туман — этот страшный и опасный враг всех плавающих и особенно страшный здесь, в Японском море, — ждал нас тотчас же на выходе из бухты. Туман лежал над морем невысокой, но настолько плотной массой, что второй корабль, следовавший в двадцати метрах за кормой «Метели», вовсе не был виден, и только изредка верхушки его мачт пробивались сквозь пелену влажного и тяжелого воздуха. Вода приобрела молочный цвет. палуба, леера, пушки, «глубинки», офицерские кителя и матросские голландки намокли так, словно недавно тут прошел дождь.

Пока «Метель» шла в своих водах, командир корабля капитан-лейтенант Балякин — тридцатилетний человек, чуть выше среднего роста, но очень тонкий в талии, отчего он казался почти высоким, с лицом, что называется английского стиля, выглядевшим по первому впечатлению резко очерченным, суховатым (быть может, эту внешнюю сухость придавала ему неизменная трубка в зубах), — терпеливо и с должной любезностью выполнял свои обязанности гостеприимного хозяина, поддерживая в кают-компании разговор с пассажирами или, точнее говоря, с группой офицеров, использовавших удачную оказию для того, чтобы попасть в корейский порт Сейсин. Стол в кают-компании был накрыт со всей возможной изысканностью, какую только допускал ассортимент имевшихся на корабле продуктов и напитков, и с той предельной щедростью, которая всегда была традицией на наших военных кораблях и в которой каждый раз приятно убеждаться.

«Метель» держала курс на Сейсин — всего сутки назад там ещё шли бои, стреляла по нашим кораблям японская береговая артиллерия, и японская пехота в третий и четвертый раз переходила в отчаянные контратаки, пытаясь сбросить наш десант в море, — и естественно, что за ужином в кают -компании зашел разговор о Сейсинской операции.

Возникновение этого разговора было особенно понятным потому, что офицерам «Метели» было что рассказать о Сейсинской операции. Они рассказывали о том, как поддерживали огнем высадку десанта, как вступили в поединок с японской береговой батареей и через несколько минут принудили ее замолчать, как сбили японский самолет и как несколькими снарядами повредили ии заставили выброситься на берег шедший к Сейсину японский транспорт. Это были рассказы людей, ещё сегодня живших впечатлениями вчерашнего боевого дня. И в этих рассказах, несомненно, не было ни преувеличений, ни тем более выдумки, потому что и то и другое возникает обычно позже, когда впечатления наслаиваются одно на другое, смешиваются, путаются, и какой-нибудь эпизод, дополненный изрядной долей фантазии, представляется самому рассказчику уже несколько иным.

Однако капитан-лейтенант не очень охотно поддерживал эту беседу или, точнее, ту ее часть, которая касалась боевых действий корабля. происходило это, вероятно, не от излишней его скромности. как человек, рассматривающий полотно художника, не может, стоя у самой картины определить ее достоинства и недостатки, а должен для этого отойти подальше, так и Балякину нужно было время, чтобы, оглянувшись на прошедшие дни, рассмотреть все то, что не мог ещё видеть сегодня, правильно понять и беспристрастно оценить значение операции и степень своего участи я в ней.

Смысл фразы «степень своего участия в операции» заключался для Балякина не в перечне успехов его корабля и не в количестве выпущенных снарядов, развороченных дотов и убитых японцев, а в том, как он сам, его офицеры и матросы выдержали испытание войной, к которой они так долго готовились, а самое главное, как они выдержали бы это испытание, если бы оно длилось не полторы недели, а месяцы или даже годы. Балякин очень хорошо понимал, что Сейсинская операция, какое бы важное место ни занимала она во всей компании, была в сущности всё-таки эпизодом, каких много насчитывают в своей истории другие наши флоты. И именно потому, что он понимал это, ему хотелось возможно яснее и определеннее сделать из этого эпизода те выводы, которые открывали бы перед ним новые, широкие горизонты в боевой подготовке, в учебе, просто в жизни. как и любой другой офицер Тихоокеанского флота, Балякин готовился к большой длительной и жестокой войне. И то, что война окончилась так быстро и не были использованы полностью весь запас знаний и мастерства и мощный заряд энергии и воли, скопленные за многие годы нелегкой сторожевой службы на Тихом океане, — всё это заставило его снова и снова возвращаться к мысли о том, какие испытания могли выпасть на его долю и как он справился бы с ними, если бы события развернулись так, как он и его товарищи ожидали, если бы война затянулась и Сейсинский десант был бы в его боевой деятельности всего лишь одной из операций среди десятков других такой же трудности или ещё более трудных операций. И потому ему хотелось взглянуть на эту операцию глазом даже не участника, а строгого и беспристрастного наблюдателя, который оценивает свои собственные действия не по первому впечатлению, когда хмель боя ещё владеет человеком, а как холодный объективный аналитик, способный найти в своих действиях и ошибки, и удачи, и предельно точные решения — все, что прежде он или упускал, или намеренно, но, как теперь выяснилось, напрасно отвергал или просто не использовал по незнанию.

К полуночи корабль вышел из своих вод, и хотя угроза нападения подводных лодок или надводных сил японцев была маловероятна, всё же Балякин поднялся на мостик, куда он периодически наведывался и раньше, но где теперь должен был оставаться до утра. в конце концов военные действия ещё продолжались, и какой-нибудь фанатичный японский подводник мог рискнуть на атаку советского корабля, не говоря уже о том, что элементарные законы воинского долга, ставшего натурой Балякина (не второй натурой, как обычно принято говорить, а именно просто натурой), требовали присутствия командира на мостике. Ночь была черной и по прежнему туманной. Спокойная поверхность моря излучала неяркое сияние, легкий, но зябкий ветерок гулял по мостику.

Очередной порыв ветра донес до мостика соленые брызги. Балякин плотнее запахнул кожаное пальто и облокотился на поручни.

— Плохо, что вы в одном кителе, — сказал он. — Не так-то уж холодно, конечно, но когда постоишь так часок под морской пылью, то наутро влага высыхает, а соль-то всё же остается, и китель приобретает серый цвет.

Я ответил, что не предусмотрел этого.

— Да, конечно, сказал Балякин, — в нашей профессии вообще много такого, что не всегда предусмотришь. я вот уже восьмой год служу и всё ещё не убежден в том, что в любой обстановке в море могу всё предусмотреть. и вот так в каждом плавании всегда что-нибудь открывается — пусть деталь, мелочь незначительная, но обязательно что-то откроется…

— Что же, по-моему, это естественно, — сказал я.

— Да, по-моему, тоже, — сказал Балякин. — Видите ли, если человек считает, что для него нет никаких тайн, что он всё предусмотрел, то это не потому, что он действительно всё знает, а потому, что он потерял вкус и интерес к своей профессии, потому, что ему просто лень шевелить свое воображение… Стреляет он более или менее точно, швартуется сносно, по натуре не трус — чего же, мол, ещё — и живет спокойно, и начальство вроде тоже не обижается… А это для нашего брата самое убийственное, особенно, если служишь где-нибудь на краю земли, в дальней базе…

Он замолчал. Досыта накурившийся вахтенный офицер поднимался на мостик. Капитан-лейтенант взглянул на часы: время перевалило за двенадцать.

— Пойдемте в штурманскую рубку — сказал Балякин, — поглядим, где мы сейчас находимся. Да и штурмана надо подбодрить.

Штурман лейтенант Шеверда, очень юный офицер с розовым мальчишеским лицом, явно не изведавшим ещё прикосновения бритвы, полулежал на прикрытым картой столе и с видимым трудом боролся с одолевавшей его дремотой. Он выпрямился, когда вошел командир, и доложил ему что-то, но по его лицу, по голосу, по движениям было видно, как ему смертельно хочется спать, и легко было догадаться, что он отдал бы сейчас всё на свете за возможность вздремнуть пару часов в своей каюте. Но штурман обязан был вести корабль по курсу, он не мог покидать рубку, и потому, что отпустить усталого лейтенанта отдыхать было нельзя, Балякин делал вид, что не замечает его состояния, и когда штурман невольно ронял голову на грудь, командир отворачивался и старался не обращать на него внимания до тех пор, пока тот отчаянным усилием не заставлял себя встряхнуться.

Шеверда попал на «Метель» не более полугода назад, тотчас после окончания училища, и , быть может, не только деликатность, но и воспоминания о своей юности заставляли Балякина относиться иной раз к штурману с той снисходительностью, которая, не прощая грубых, рожденных ленью или неграмотностью проомахов, позволяет смотреть сквозь пальцы на маленькие слабости, рожденные свойственной юности неуравновешенностью чувства или малой опытностью. Балякин сам когда-то мечтал стать штурманом, его манил мир цифр, точных приборов и безошибочных расчетов, и он добился того, что этот мир, казавшийся прежде таинственным или недосягаемо трудным, стал ему близок и понятен. Но его путь в этот мир был иным, чем у Шеверды., которые пришел в военно-морское училище прямо со школьной скамьи, ещё там определив свое жизненное призвание, раз и навсегда выбрав себе профессию. Судьба Балякина сложилась иначе. В военно-морское училище он попал не из средней школы, а с 3-го курса Московского Энергетического института, по специальному комсомольскому набору. Попав на флот, он никогда больше не жалел об этом и не потому, что просто привык к новой профессии, а потому, что чувствовал, что интересы Родины, пославшей его служить на флот, сошлись с его собственными интересами, и он часто думал потом, что если бы комсомол не сделал бы за него выбор, не указал бы ему его идейное место в жизни, то ему самому следовало бы сделать тот же выбор и найти это место.

На Тихоокеанский флот Балякин попросился сам. Ему, как отличнику, было предоставлено право выбирать место службы на любом флоте, но он всё-таки остановился на Тихом океане. Были в этом решении отзвук недавних тогда событий на Халхин-Голе, и юношеская мечта о больших плаваниях на океанских просторах, и жажда подвигов, какими полна жизнь дальневосточника. С этими мыслями и надеждами Балякин пересек на поезде всю страну и, прибыв во Владивосток, получил назначение штурманом на сторожевой корабль.

Ему было очень трудно сначала. Это были трудности не служебного порядка, не личные, и не бытьвые. Балякин тосковал. После москвы и Ленинграда, после стольких лет студенческой и курсантской жизни ему казалось немыслимым жить без МХАТ, без Эрмитажа, без Невского, без Большого театра, без широких и просторных улиц, наполненных вечным шумом и суетой. Ему казалось тогда, что в свое время он совершил непоправимую ошибку, добровольно избрав себе для службы Тихий океан. Так, в тоске, в сожалениях и в сомнениях, шла его жизнь и служба в первые полгода.

Я спросил Балякина, не тянет ли его сейчас в прежние места, на Черное море или на Балтику, где масштабы морских просторов, может быть, не столь грандиозны, но служба не менее интересна, не говоря уже о близости к Москве, к его родным местам, о возможности дышать «европейским воздухом», по которому он когда-то тосковал.

— Нет, — сказал он, — решительно не тянет. Конечно, мне хочется съездитьв отпуск в Москву, походить по театрам, потолкаться на московских улицах — ведь всего этого я был лишен много лет. Но служить я все-таки хочу на нашем ТОФе. Вы не думайте, что это объясняется ленью или боязнью хлопот, неизбежно связанных ч переездом. Дело даже не в том, что я привык к ТОФу, притерпелся или, что называется, сжился с ним. Я не сжился, а, если хотите, вжился. Я люблю и знаю эту бухту, люблю эти корабли, на которых у меня столько друзей, и я просто не могу себе представить свою жизнь вдали от всего этого. Даже самое слово «моряк» мне приятно только с прибавлением слова «тихоокеанский», потому что с Тихим океаном у меня связаны надежды на будущее, мечты о большом флоте, о моей службе. Здесь я начинал свою самостоятельную жизнь, здесь я стал командиром корабля, здесь же (он улыбнулся) надеюсь получить под свое командование эсминец. Да, эсминец — это моя мечта.

— Вот, говорят, что время — лучший врач, — продолжал он. — Меня от моей тоски излечило не столько время, сколько служба, труд. Когда много и хорошо работаешь, когда есть настоящие верные друзья, то на пейзаж и влажность воздуха перестаешь обращать внимание. Да и потом, поступая в училище, я ведь знал, что жить мне придется там, где есть вода, вроде нашей дальневосточной, это уже совсем хорошо.

Он помолчал немного и, точно угадав, какой ему может быть задан вопрос, сказал: — Нет, о Москве и Питере я не забыл. Не забыл ни МХАТ, ни Невского, ни белых ночей. Но что же делать? Я, может быть, скажу банальную вещь, но ведь для того, чтобы существовал Художественный театр, надо, чтобы существовала моя «Метель». Главное, чтобы человек не ошибся в выборе профессии и не чувствовал себя чужим в ней, — тогда он может жить всюду. Вот так…

Этим «вот так» он и закончил нашу беседу и тотчас наклонился над картой, где Шеверда, продолжая мужественно бороться со сном, орудовал измерителем. До Сейсина оставалось немногим меньше половины пути.

В конце сентября, утром, после подъема флага я снова попал на «метель». Балякина на борту не оказалось, и меня проводили в его каюту. На командирском столе, под небольшой книжной полкой, где рядом с Корабельным уставом умещался том истории средних веков, которой увлекается Балякин, а по соседству с мореходной астрономией — «Большие надежды» Диккенса, мне бросился в глаза пестро разрисованный адрес, сделанный, очевидно, каким-нибудь художником-самоучкой. В адресе было сказано: «Дорогие товарищи Метелевцы! С гордостью и восхищением мы узнали о ваших героических подвигах в борьбе с японскими захватчиками. Вы по праву заслужили высокое звание гвардейцев. Личный состав сторожевого корабля «Альбатрос» от всей души поздравляет вас с присвоением звания гвардейцев и гордится тем, что в нашей семье сторожевиков есть бесстрашные герои-гвардейцы. Слава вам, дорогие товарищи! Командир СКР «Альбатрос» капитан-лейтенант Кунищенко».

Быть может в ящиках командирского стола были ещё подробные приветствия и поздравления, адресованные экипажу «Метели», и уже во всяком случае наверняка такие поздравления, но только устные, хранили в своей памяти и помощник командира, бывший североморец Москвин, и замполит черноморец Лагощенко, и потомственные тихоокеанцы — потомственные не по возрасту, а по службе здесь начатой и здесь же продолжающейся, — артеллерист Прудников, минер Лобков, механик Белов, штурман Шеверда и, конечно, сам командир, о котором один из краснофлотцев «Метели», не ведавший, очевидно, о моем знакомстве с Балякиным, дал очень подробные и обстоятельные, а главное, самые последние сведения:

— У нас командиром Герой Советского Союза гвардии капитан-лейтенант Балякин Леонид Николаевич.

В это утро «Метель уходила в море. Это был уже мирный поход с обычными учебными целями и к тому же непродолжительный по времени. Корабль медленно выходил на середину бухты, и фигура стоявшего на мостике Балякина становилась всё меньше и меньше. Он взмахнул рукой, приветствуя остающихся на берегу. И те в ответ сделали то же самое.

— Счастливого плавания, капитан-лейтенант! Счастливого плавания в этом походе и в следующих, в учебных и боевых, на гвардейской «Метели» и на вашем будущем эсминце. счастливого плавания на Тихом океане!

от специального корреспондента «Красного флота»

Илья Витальевич Бару 1916 г. р. журналист, военный корреспондент, репортер, освещавший подписании капитуляции Германией и Японией — прим. М.В..

************************************************************************

Есть и другие издания, в которых описаны события войны на Дальнем востоке, где мы можем встретить имя Балякина Л. Н., например:

Успенский Владимир Дмитриевич. Мемуары. «Глазами матроса»

Золотые звезды тихоокеанцев (сборник). К. П. Прохацкий, 1982 г.и.

Опубликовано в ВОВ герои    Метки: ВОВ герои   

Навигация по записям

← ВОВ. Круглов Михаил Ананьевич. 1901 г.р. Савостьяново
Остров. 1816 г. Ревизская сказка →
  • Дрезна
  • Горбачиха
  • Савостьяново
  • Киняево и Рудино
  • Бяльково и Гридино
  • Б и М Кишнево
  • Юркино
  • Коровино, Остров
  • Малиново
  • Прочие деревни
  • Маленькие истории
  • Газеты до 1941 г.
  • Карты и планы
  • Справки и ссылки
  • ДЕНЬ ПОБЕДЫ! Бессмертный полк
  • Истории из жизни, воспоминания, биографии, заметки о родном крае

Свежие записи

  • Назарьево. Списки избирателей. 1917 г. 23.11.2022
  • Старые домики. Малиново и Вокзальные улицы 01.11.2022
  • Старые домики. Гридино 18.10.2022
  • Старые домики. Бяльково 17.10.2022
  • Старые домики. Киняево 15.10.2022
  • Старые домики. Рудино 14.10.2022
  • Старые домики. Юркино 13.10.2022
  • Планировка поселка «Дрезна» 1929 г. 11.10.2022
  • Старые домики. Большое и Малое Кишнево 24.07.2022
  • Хроники Дрезны. 1935 г. вып. 29 19.07.2022

Архивы

Все права защищены; 2023 Дрезна-истоки
Дизайн ThemesDNA.com